С одной стороны, определенный резон в подобном расчете действительно присутствует. Еще в самом начале украино-российской войны многие аналитики отмечали, что подлинный страх Путина – это не то, что постсоветские страны отторгнут «русский мир», а то, что они создадут независимую от России версию «русского мира»: феномен русской культуры, свободный от имперской пропаганды.
Российские чиновники, официально декларирующие свою обеспокоенность тем, что в Украине перестанут отмечать День Победы, гораздо больше боятся другого: «альтернативного» Дня Победы, показывающего, что трагедию войны можно переживать и чувствовать иначе, что подлинная память отличается от официоза, а самое главное, что из событий прошлого делаются совсем иные выводы в настоящем. Главный страх обитателей Кремля – это не отказ бывших советских республик от чтения Пушкина, а то, что в них появится иное прочтение знакомых произведений, иные стихи и книги на русском языке, направленные не на поддержку российских имперских устремлений, а против них. Главный страх приближенной к Кремлю верхушки РПЦ – это не «гонения на христианство», а демонстрация того, что существует «иное христианство», не связанное с российским «ура-патриотизмом» и подчеркиванием мессианской роли Москвы.
В этой связи показателен случай крымскотатарской поэтессы Алие Кенжалиевой, против которой почти год назад едва не возбудили уголовное дело по статье «реабилитация нацизма». В своих стихах Алие писала о том, как пафос, милитаристская идеология и культ войны, пропагандируемые в современной России, оскверняют реальную трагедию и память о погибших, тем самым наступив на больную мозоль пропагандистам.
Возможно, если бы эта история не получила огласку, уголовное дело действительно могло бы появиться. Приговор за стихи выглядит не более абсурдно, чем приговоры по некоторым делам о репостах, а местное управление МВД, в отличие от Следственного комитета, заключило, что «реабилитация нацизма» в стихах Кенжалиевой присутствует. Однако дело получило огласку, а вместе с ним обрели популярность и сами стихи – не отрицающие войну, а призывающие молиться за души убитых в окопах! И популяризация таких стихов оказалась для властей страшнее, чем отказ в возбуждении уголовного дела, который в итоге и был вынесен.
Таким образом, как показал «казус Кенжалиевой», в создании альтернативной русскоязычной культурной парадигме все еще существует большой потенциал по разрушению созданных пропагандой ложных ассоциаций, штампов и клише, а главное, ее самопровозглашенной монополии на культуру, историю и язык.
