«Фильм – это оружие, но как это оружие использовать правильно, мы еще не научились». Режиссер и продюсер Валерия Сочивец о деоокупации с помощью кино и своих дальнейших планах. Часть II
Валерия Сочивец – украинский режиссер, продюсер и одна из основательниц организации «СУК» («Сучасне українське кіно»). Фильмы, над которыми она работала в качестве режиссера или продюсера, участвовали в сотнях международных кинофестивалей, а на многих из них получали главные призы.
Во второй части эксклюзивного интервью «Крымских новостей» с Валерией – о впечатлениях от поездки в Москву и тенденциях современного кинематографа. Первую часть интервью с Сочивец можно прочитать здесь.
«В России тоже есть нормальные люди»
Ваша дипломная режиссерская работа «Знеболювальне» во время Майдана была на фестивале студенческого кино во ВГИКе. Можете немного рассказать об этом?
Да, фильм попал на их фестиваль. Меня впечатлила тогда эта поездка. Я пришла к своему мастеру, там обязательное условие, чтобы студента сопровождал кто-то из университета, он сказал, что туда не поедет. Папа говорил, что ноги моей не должно быть в Москве, а мама сказала: «Едь, возможно, первый и последний раз» (смеется). В итоге я поехала в Москву с деканом кинофакультета, Ольгой Николаевной Равлюк-Голициной. Я там вела себя весьма провокативным образом – носила кофту с тризубом, ходила в вышиванке. В общем, каждый день я показывала там, что я из Украины. И когда я показывала фильм свой, на меня все студенты ВГИКа начали накидываться на обсуждении в формате «вопрос-ответ». Начали спрашивать все, что угодно, чтобы меня потопить. А какой-то педагог их выступил и сказал, что в моем фильме настолько чувствуется вот эта идентификация Украины, сказал, что это кардинально отличается от их кинематографа.И подчеркнул, что это – и не Румыния и не Польша, а именно Украина. Вот в тот момент я поняла две вещи: в России тоже есть нормальные люди (смеется), а во-вторых, я поняла, что в украинском кино действительно есть черты, которые получаются непроизвольно, но они есть только у нас. У нас у всех есть что-то от поэтического кино, как бы мы его любили или не любили.
Может ли искусство останавливать бомбы? Не в прямом смысле, конечно…
Мой мастер учил меня в университете, что да. Фильм – это оружие, но как это оружие использовать правильно, мы еще не научились. Возможно и еще то, что мы, молодые режиссеры, которые сейчас есть в Украине, мы все с помощью кино пытаемся закрыть свои личные гештальты, проблемы. И сейчас наше личное нас намного больше волнует, чем глобальные вещи на уровне страны. Это не плохо и не хорошо, это вывод, который я могу сделать из того, что вижу, читаю и так далее.
В фильмографии СУК, в частности, в фильмографии Никона Романченко есть фильм «Поза зоною», продюсером которого вы являетесь. Эта картина косвенно повествует о войне на Донбассе (фильм рассказывает историю матери, сын которой находится в зоне боевых действий на востоке страны – прим.ред.). Были ли у вас какие-то сверхзадачи из разряда, чтобы это посмотрел человек с востока Украины, который является сторонником других взглядов, и сделал для себя определенные выводы?
Я думаю, что прям так, как вы выразились – нет. Думаю, что это опять же была личная история Никона, его отношений с мамой. Он этим фильмом показывал больше отрыв сына от матери со стороны матери. Это у всех мам так. Именно по отношению к сыновьям. Я думаю, что это больше фильм о Никоне, хотя он не принимал участие в военных действиях, но думаю, что он переложил свой какой-то опыт опеки, который у него был, на эту историю.
Главная героиня фильма работает на кондитерской фабрике. В этом был какая-то отсылка к деятельности пятого президента Украины Петра Порошенко?
Конечно. Да. Мы на питчинге думали, что мы – такие дерзкие и крутые. Идем получать государственные деньги с отсылкой к этому всему. Помимо этого кондитерская фабрика выполняла функцию некой иронии. Шоколадный и сладкий мир внешне, а внутри – переживания.
Чтобы подвести итог разговора о деоккупации при помощи кино: грубо говоря, у вас на данный момент точного рецепта нет?
Пока нет, но я буду теперь об этом думать.
А у нашего министерства культуры?
Думаю, что тоже пока нет.
«Мы тоже имеем право на свою «Малышку на миллион»
Хотел бы вернуться к вашему проекту «Із зав’язаними очима». Не могу не спросить один вопрос, хотя его было бы более правильно задать режиссеру этого фильма, нежели продюсеру. Вы смотрели фильм Клинта Иствуда «Малышка на миллион»?
Да, конечно. Это был один из референсов к нашему фильму.
Я ваш фильм пока не видел, надеюсь, что у него все будет хорошо с прокатом, и вся страна его посмотрит, но судя по трейлеру, история, которая там рассказывается, очень похожа на историю Иствуда…
Возможно. Я считаю, что мы тоже имеем право на свою «Малышку на миллион».
Какие у вас планы на этот фильм?
Мы сейчас отправили картину на ряд европейских фестивалей, ждем ответа. Есть некоторая сложность. Когда мы показали трейлер на кинорынке, все прокатчики подумали, что это – очень авторский проект, а фестивали, наоборот, что это – очень жанровый проект. Наверное, это такое кино на грани, но Антонио Лукич показал, что кино на грани тоже может быть в Украине. Арт-мейнстрим. Сейчас ведутся переговоры с прокатчиками, но от самых больших мы уже получили отказ.
Вы расцениваете эту картину, как зрительскую?
Да, конечно, это – коммерческое кино, только осталось это доказать прокатчикам.
Давайте поговорим про вот эту «боль украинского кино» – прокат. Очень часто слышу, читаю о том, что продюсеры и режиссеры жалуются, что их картины не ставят в прайм-тайм в кинотеатрах. Хотел бы узнать ваше честное мнение на этот счет – если бы эти картины ставили в прайм-тайм, это повлияло бы на кассовые сборы фильма?
Да, конечно, люди идут после работы. Хотят что-то посмотреть. У меня сейчас во время карантина есть миссия. Я чаще всего перемещаюсь на такси из-за эпидемии и каждому водителю рассказываю про украинское кино, рекламирую платформу Takflix и прочее. Я спрашиваю, когда человек последний раз ходил в кино, и он мне отвечает, что где-то пятнадцать лет назад. Говорит, что смотрит все в интернете бесплатно. Этим вопросом тоже надо заниматься. У нас никто не покупает кино в сети. Нет такой культуры у страны. Это надо популяризировать. Я еще спрашиваю у таксистов, какие украинские фильмы они знают. Они начинают вспоминать, думать, ломать голову и в лучшем случае вспомнят «Киборгов» Ахтема Сейтаблаева. За что спасибо Сейтаблаеву.
Но вы же согласитесь с тем, что подавляющее большинство украинских картин, либо вообще не доходят до проката, либо ставятся на утренние сеансы именно из-за его художественных качеств, а не по каким-то другим соображениям?
Да, есть фильмы, которые я даже не могу досмотреть. Но при этом есть картины, которым это бы действительно помогло. Есть очень качественное кино.
Получается, что украинскому кино надо наработать кредит доверия у прокатчиков?
Конечно. Очень часто бывает, что зритель посмотрел какой-то трейлер украинского фильма, идет на него и понимает, что в тех рекламных двух минутах – обман. Фильм – совершенно другой.
Момент рекламы и кино. Насколько изменился этот рынок?
Мы с вами уже не смотрим на билборды, как мне кажется. Сейчас – эра интернета, там надо это делать, что мы и хотим попробовать на проекте «Із зав’язаними очима». Поэтому здесь тоже момент, что хотелось бы это делать с молодыми дистрибьюторами, у которых еще нет какой-то накатанной системы.
Извините за следующий вопрос, может он будет не совсем корректным. Вам не кажется, что некоторое сходство вашего фильма с картиной Клинта Иствуда, может сыграть очень сильно в минус? Хочу оговориться, что я прекрасно понимаю, что Тарас Дронь не делал копию «Малышки на миллион», я уверен, что это – самостоятельная картина, но вот этот момент с героиней-бойцом является некоторой вторичностью. Вам не кажется, что зритель может сказать: «Я это уже видел, зачем мне это смотреть еще раз»?
Это – совсем другая история. И мне кажется, что наоборот, это такая отсылка к известному всем фильму, совсем другая героиня и история в украинском контексте. У героини «Із зав’язаними очима» и «Малышки на миллион» разные пути и цели. В контексте нашей современности, нашей действительности, в ситуации войны. Мне кажется, что, наоборот, наличие перчаток у нашей героини может сыграть в плюс, чем в минус.
Когда вы планируете выходить в прокат с этим фильмом?
Хотели осенью… Но теперь, после фестивалей, в общем. Хотелось бы не выйти в прокат, а потом попасть на какой-то фестиваль, а, наоборот, конечно. Премьера фильма будет совсем скоро на фестивале, еще нельзя говорить, но скажу когда – осенью.
О тенденциях современного кинематографа
Валерия, хотел бы у вас спросить, куда на ваш взгляд движется молодое украинское кино? Вы сейчас были экспертом в конкурсе Держкіно в коротком метре. На мой взгляд, это даже более интересно, потому что вы оцениваете молодых художников, за которыми и будущее нашего кино. Есть какие-то общие тенденции? Если есть, то совпадают ли они с европейскими тенденциями?
Мы немного отстаем… Даже не немного. То, что на нашем питчинге до второго тура дошли фильмы с ЛГБТ-тематикой, это – уже успех, хотя это вторично для европейского рынка. Для нас это пока что-то новое и сверхъестественное, как мы видим по экспертным оценкам. Это до сих пор табу в нашем обществе.Тенденции в основном такие, что все снимают кино о себе, об этапе взросления и становления. Практически каждый проект об этом. Первая любовь, первый серьезный поступок в жизни.
Насколько остро у молодых авторов стоит вопросы войны? По вашим наблюдениям.
Не так остро. Было очень много сценариев, касающихся войны, но опять же таки – война как фон. Главная тема, идея – взросление, а война – фон.
Насколько позитивно к освещению войны на Донбассе относятся эксперты в Держкіно?
Не знаю, я могу отвечать только за себя. У нас анонимное голосование. Мне кажется, что в конкурсе короткого метра, прежде всего, ищут новый художественный почерк. О чем сценарий – вторично. Мне так показалось.
На ваш взгляд, украинское кино когда-нибудь достигнет уровня не «фондового», а абсолютно самостоятельного, окупаемого?
Да, но так много всего надо поменять для этого: кинотеатры, дистрибьюция, рекламные компании. Мне кажется, что должны быть какие-то квоты на рекламы. В общем, очень много всего надо поменять. Я, если честно, с прокатом пока так особо не работала, мы только короткометражные альманахи прокатывали. И это было минимально. У меня очень мало опыта, чтобы сказать сейчас, где именно мы хромаем. Возможно, после проката «Із зав’язаними очима» я смогу вывести какую-то формулу. Сейчас мне кажется, что одна из основных причин – недостаточно рекламы. Люди даже не знают о том, что существует кино.
Вам не кажется, что кино в принципе сдает свои обороты? Превращается в статичное искусство. Кино проигрывает веб-контенту, сериалам. Я не говорю, что кино исчезнет как искусство. Нет, оно останется, как театр, живопись и прочее. Но что ему в очень скором времени придется минимизировать расходы на себя, чтобы «остаться в живых»…
Тогда я, наверное, уже очень старая (смеется). Я разговариваю с продюсерами на эту тему, многие из них так считают. И один из наших проектов советовали нам сделать, как сериал, а не фильм. Я не видела ни одного сезона сериала. Я смотрю обычно одну серию, и мне становится неинтересно. Не понимаю, зачем мне тратить столько времени своей жизни на это? Я люблю короткий метр как форму. Я явно – не целевая аудитория сериалов, поэтому мне сложно об этом говорить. Я динозавр в этом плане, поэтому не особо верю, что кино уходит на второй план. Но даже если оно будет существовать в таком «выставочном» формате, то почему нет? Тем более что кино сейчас ищет новые формы. Например, вот этот формат виртуальной реальности, где человек уже является соучастником и соавтором.
Да, но это уже ближе к формату видеоигры, как по мне. Здесь мало, что осталось от кино. И есть же мнение, что игры превратятся в следующую фазу искусства, как когда-то на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков стал кинематограф. Что игры будут полноценно разрабатывать режиссеры и художники наряду с программистами. Так вот, вопрос: вам не кажется, что кино должно уже сейчас себя минимизировать, чтобы сохранить себе жизнь?
Да, конечно, продюсеры должны стремиться к этому.
Вытекающий из этого всего вопрос: в западном кинематографе бюджет фильма очень сильно зависит от актеров, которые будет задействованы в проекте. Условно, если продюсер или режиссер затащил в картину Райана Гослинга, то и бюджет, который они могут получить от инвесторов, вырастает на десятки миллионов долларов, собственно, как и ожидаемые кассовые сборы. На ваш взгляд, кинопроизводство Украины когда-то сможет прийти к таким же правилам игры?
Да, это возможно, и главное, что все из индустрии очень стараются это сделать. В частности, киноакадемия работает над этой «звездностью» актеров. Одесский кинофестиваль тоже над этим работает. Мне кажется, что у нас сейчас в это очень сильно включились и пытаются двигаться в этом направлении. Мне кажется, что в нашей индустрии уже такой статус есть у Ирмы Витовской, Риммы Зюбиной, Ахтема Сейтаблаева.
О личном и любимом
Какая у вас была первая работа в жизни?
В детстве я много снималась в рекламах, эпизодах. Но я это больше относила к хобби. А первая серьезная работа – я была администратором в салоне красоты. Это очень был полезный опыт. Мне надо было приходить открывать офис, доброжелательно общаться с людьми, когда для этого не было настроения, но это надо, потому что ты работаешь в сфере услуг. Нравится или не нравится клиент – не важно. Ты должна улыбаться, выглядит опрятно и прочее.
Этот опыт пригодился в кино?
Этот опыт пригодился в финансовом плане. Там мне надо было закрывать кассу, относить деньги в сейф, подсчитывать это все, и если там были какие-то недостачи, то это вычиталось из моей зарплаты. Поэтому, да (смеется). Ну и опыт в общении с людьми. Что иногда надо надеть маску, несмотря на все свои проблемы. Это был хороший опыт. Без него было бы сложнее.
Вы как режиссер сейчас работаете над чем-то?
Да, у меня есть две темы, две наработки. Я думаю, что к полнометражному фильму я пока не особо готова, но постепенно готовлюсь. И отчасти моя продюсерская работа тоже меня готовит к этому. Меня окружают абсолютно выдающиеся режиссеры, от которых я по чуть-чуть беру и учусь. И даже в продюсерской должности я иногда применяю свои режиссерские наработки.
Ваши любимые/влиятельные фильмы…
- Фильмы Киры Муратовой;
- фильмы Михаэля Ханеке;
- «Чужие дети», режиссер Тенгиз Абуладзе;
- «Восхождение», режиссер Лариса Шепитько.
Ваши любимые песни…
Песня на стихи Бориса Слуцкого «Лошади в океане». Еще песни Владимира Высоцкого. Все это, потому что мама играла на гитаре мне все детство. Но если песни Высоцкого мне казались озорными и веселыми, то от песни про лошадей я до сих пор плачу, когда слышу.
С кем бы вы хотели пообщаться? Любой человек из когда-либо живших в этом мире…
Когда я была студенткой, я очень хотела пообщаться с Кирой Муратовой. Я к ней подошла на Одесском кинофестивале, она меня послала далеко и надолго. Я ее очень испугалась и подумала, что больше не хочу с ней общаться (смеется). Я тогда подумала, какие все режиссеры – злые люди (смеется). Наверное, с Аббасом Киаростами (иранский кинорежиссер, умер в 2016 году – прим. ред.). Меня в нем влечет даже не его кино, а тот факт, что он изначально работал с детьми в детском центре, делал с детками фильмы, а потом уже пришел в индустрию. Было бы интересно с ним пообщаться именно об этом, как он пришел в кино.
Каким СУК будет завтра?
Планов много, но пока нет возможности на реализацию этих планов. Сейчас даже под вопросом наш «Кіноогляд», который мы планировали делать осенью. Из-за карантина. Мы еще не нашли финансирование на него. Сейчас думаем, как это делать, ищем какие-то варианты, возможности. Хотелось бы, чтобы СУК завтра занимался тем, чтобы открывал новые имена. Хотелось бы двигаться в этом направлении.
Как вы считаете, украинское кино движется в правильном направлении?
Последние пять лет двигалось в правильном направлении, а по поводу последнего года пока сложно сказать. Плюс еще все эти события по поводу коронавируса подкосили индустрию. Думаю, что все будет хорошо, посмотрим.
